Якова замели первого марта, по пути в банк, куда он направился за гонораром.

С деньгами было туго, и Яков вынужден был последовать совету друзей — нарушить инкогнито и опубликовать «Билет». Выхода не было: не только интернет, но даже отопление отключили за неуплату. Как, впрочем, и у всего подъезда.

И вот издательство перевело на его персональный счёт чуть меньше четырёхсот тысяч рублей — копейка в копейку, как договаривались. За вычетом подоходного и социального налогов, а также добровольного пожертвования на борьбу за нравственную чистоту сетевых ресурсов — все эти платежи были оговорены в контракте, всё честно. Такое нечасто случалось в последние годы.

И это ещё раз подтверждало, что за спиной Якова действует таинственный, но могущественный покровитель. Твёрдая рука кураторов из МИВа всегда ощущалась в отношениях Якова со власть имущими. Как уж временщики этого добивались — Яков понятия не имел, но всюду — и в ДЭЗе, и в комиссариате гражданской обороны, и в даже в ГКБ — Государственном Коммуникационном Бюро, выдающем персональные лицензии на доступ в интернет особо благонадёжным гражданам — после обычного цикла унижений и мытарств бывшего координатора проекта «Связь времён» вдруг вызывали в тихий кабинет, где обнаруживался задумчивый чиновник в потёртом пиджачке. Чиновник ничего лишнего не спрашивал, ничего не пояснял, но оперативно решал возникшие проблемы самым благоприятным для нашего героя образом.

Тем более неожиданным оказалось это досадное недоразумение.

* * *

Алиса вернулась домой раньше обычного. И Поля сразу понял: что-то стряслось. Он-то лучше всех знает свою хозяйку и воспитанницу.

Шёл третий год реализации проекта «Связь времён». А там, у них, в прошлом, прошло чуть меньше десяти.

Первоначально предполагалось, что Алиса, придумавшая эту авантюру с письмами, после аварии близко не подойдёт к Машине. И конечно же, никому бы и в голову не пришло требовать этого от старшеклассницы, которой и без того досталось за её недолгую жизнь событий и приключений едва ли не больше, чем её сверстникам из двадцатого века (в будущем его будут считать девятнадцатым), детство которых пришлось на бесчисленные войны — большие и малые, из-за которых тот чудовищный век вошёл в историю человечества под именем Кровавого. Как и самодержец, правивший в России в первые годы того века...

Все решили было, что авария поставила крест на проекте. Но всё случилось иначе. Ричард прекрасно знал, какой упрямой бывает иногда Алиса. О людях, всё делающих по-своему, иногда говорят: упрям до безрассудства. К Алисе это определение не подходит. Её упрямство — далеко за гранью безрассудства, там, где подобные категории вообще неприменимы. Оно имеет исток где-то в сферах… ну вот, не могу слово подобрать… ладно, скажу по-простому: её упрямство, в отличие от Пашкиного, ни разу не вышло боком ни ей, ни её товарищам, ни нашей планете, ни Галактическому содружеству.

Прежде чем рассказать бедному читателю, обрёкшему себя на прочтение этой бредятины, что же на этот раз вышло из известного всей Галактике Алисиного упрямства, придётся сделать ряд пояснений.

Конечно же, никакой машины времени, скорее всего, не существует. Есть лишь способы передачи информации из будущего в прошлое — на основе закона глобальной симметрии масс, прямого следствия физических законов сохранения, упорно не замечаемого современными нам физиками. Согласно этому закону, сумма масс (а значит, и времени) во Вселенной равна нулю. А может, просто потому, что Вселенная — род исполинского компьютера и, подобно любому компьютеру, содержит в себе потенциально все свои будущие состояния вплоть до выключения или сбоя, в том числе и решения о передаче информации в прошлое, которые будут приняты нашими потомками. Выбирайте объяснение себе по душе — какое больше нравится.

Из нашего же времени к ним информация поступает «своим ходом, год за годом». С большими потерями, конечно. Но если постараться, можно донести. Увы, при передаче от них потери и помехи ещё больше. Но при подходящей степени избыточности сигнала, как это было доказано когда-то Клодом Шенноном, полезный сигнал всё равно достигнет цели.

Вот почему могущественные (это для нас, а для них — просто мощные) компьютеры МИВа довольно точно восстанавливали на своих виркнигах картину событий, происходивших на рубеже тысячелетий; и Алиса привычно, решительно и азартно вмешивалась в поток жизни почти двухсотлетней давности, нажатием клавиши «Vvod» пересылая в прошлое то идеи, то художественные, а при удачном стечении обстоятельств — даже зрительные образы, которые предки примут за свои собственные, материализуют в литературные, живописные и научные произведения, вследствие чего кто-то будет о чём-то предупреждён, кто-то что-нибудь поймёт, кто-то не совершит какую-нибудь глупость — и на другом полюсе у кого-то не случится беды, которая иначе случилась бы.

Именно этот научно-исследовательский комплекс, состоявший из компьютеров и средств связи с прошлым, в МИВе называли Машиной. Здесь, в скромной уютной комнатке пульта управления, стены которой заросли почти до потолка диковинным то ли цветком, то ли лианой, цветы которой пахнут гвоздикой, а на вид напоминают кувшинки, а ягоды размером чуть больше сливы напоминают на вкус черёмуху, только слаще — здесь рождались сюжеты Алисиных писем. Потом они транслировались самому засекреченному участнику «Связи времён» — *алисургу*, о котором все знают, что он есть, но никто, даже Яков (если не врёт) не знает, кто он или она такой или такая. И полные добродушной иронии и искренней симпатии к адресатам Алискины письма разлетались по белу свету. Письма... Письма, лихорадочно набиваемые по ночам полупомешанным от усталости и удивления алисургом, посеревшим от непосильного гнёта прилетающих из грядущего образов и поседевшим от метапаранойи — болезни, проявляющейся в патологическом страхе стать параноиком на почве Алисиной переписки.

Алиса до слёз сочувствовала своему агенту в прошлом, но продолжала его изводить ответами на новые и новые вопросы, адресованные девочке из будущего. Сделав первый шаг, она не могла отступить. Выбор оставался за алисургом. Он мог выйти из игры (наивный! он думал, что это всего лишь игра), когда захочет. Как и все остальные участники этой межвременной авантюры.

Но он в исступленье продолжал играть роль Настоящей Алисы, не понимая толком, почему и зачем он это делает [чур, не обижаться! — прим. авт.].

День за днём Алиса всё полнее сживалась с судьбами полутора сотен людей из далёкого прошлого, и наградой за её труд были корявые, но искренние письма и стихи её стареющих поклонников, влюблённых, как они думали, в героиню фантастических повестей писателя Кира Булычёва. Никто из них и не подозревал, что Алиса есть на самом деле. Никто, кроме горстки чересчур внимательных и серьёзных, как те десять ворчунов из зонга Бертольда Брехта. Впрочем, и этих снова и снова грызло сомнение. «Не может быть! Нет, этого не может быть!».

Укротим, однако, своенравие стремнины нашего повествования и вернём её в русло сюжета.

Так проект «Связь времён» и остался бы озорством Алисы, предусмотренным программой школьной практики, если бы однажды, уже после аварии, при обработке полученных результатов не выяснилось (к удивлению и ужасу временщиков), что не только с МИВовских компьютеров идёт передача в прошлое. Вот почему временщики вынуждены были открыть проекту второе дыханье.

Потом — третье…

Впрочем, они бы этого не сделали — просто не смогли бы сделать, — если бы Алиса не заявила, что ей *надо* вновь нырнуть в прошлое. Так уж сложилось, что только у Алисы был налажен нормальный контакт с предками. Ричард вызывал у древних откровенное раздражение, Пашка — тот и вовсе умудрился нечаянно спровоцировать конфликт между Яковом и одним из участников переписки. Алисе с её опытом, общительностью и популярностью в проекте просто не могло быть замены.

Проект возобновили. Но ситуация с каждым днём становилась только запутаннее. Ясно было лишь одно: «они» есть. Всё остальное было неясно: кто они, каковы их цели, с какой они планеты, из какой эпохи действуют; непонятно было даже, существа это или нет. Ричард говорил об информационных процессах, Алиса же — о крокрах, с которыми она, в отличие от Ричарда, не раз уже имела дело. Впрочем, ни тот, ни другая не были уверены в своей правоте.

Ричард и рад бы пожалеть Алису, снять с неё эту тяжесть, перманентное горе той эпохи, которое она переживала как своё, хоть и знала куда лучше предков: всё кончится хорошо. Её беспокоило то, что они, предки, этого не знают, а многие из них так и умерли, не узнав. Надо им успеть хоть что-то рассказать. Но миллионы и миллионы погибли в неведении, проклиная этот мир и час, когда родились — отдавшие всю свою жизнь своему народу и своему будущему. Всеми брошенные в однокомнатных клетушках, они умирали одинокими, до последнего вздоха надеясь, что вот-вот оживёт телефон, отключённый за неуплату, и можно будет вызвать врача, и он поможет... Другие замерзали в опустевших деревнях, когда уже некому было нарубить дров и растопить печь: дети и соседи бежали в город, как от чумы, от безденежья и безнадёжья. Третьи гибли в чеченских горах. Четвёртых отравили, чтобы завладеть их квартирами.

Всё это, всё до последней капли, впитало Алисино сердце.

Но она молчала; только день за днём, ночь за ночью проводила за пультом Машины.

Для всех — и для родителей, и для школьных товарищей, и даже для Пашки, Аркаши и сестёр Белых, трудившихся поначалу в Проекте вместе с нею — она оставалась обычной Алисой. Жизнерадостной, любопытной, озорной, весёлой.

Понимал ли кто-нибудь, какую тяжесть взвалила на себя шестнадцатилетняя девушка?

Алиса вела себя так, чтобы этого никто не понял. Даже Ричарда не подпускала к Машине, когда открывался канал в начало двадцатого века (по-новому).

Может быть, и зря. Кто знает?

Думаю, что не зря. Ричард со своим академичным принципом невмешательства в прошлое попросту оставил бы нас без Алисы, и всё. Впрочем, моё мнение субъективное.

И вот однажды Алиса вернулась домой раньше обычного...

* * *