Кабинет, в который привели Якова, был уютным и просторным. Это было неожиданно. Это, конечно, была не Лубянка, куда его собственная фантазия когда-то поместила Алиску. Куда его привезли — Яков не знал: при аресте ему на голову надели мешок, который сняли только в кабинете.

— Здравствуйте, здравствуйте, Яков. Вот мы и встретились, — неприветливо произнёс невысокий молодой, почти юный — едва за тридцать — хозяин кабинета. Вот и рассудила нас история.
— Где я? В чём, собственно, дело?
— Вы в Верховной комиссии по лицензированию литературных образов.
— В первый раз слышу.
— Это ваши проблемы. Мы есть и действуем, хотя и не кричим о своей работе на каждом углу.
— А в чём, если не секрет, ваша работа состоит?
— Прежде всего в регулировании литературно-издательской деятельности в соответствии с ценностями нашего общества и нашей эпохи.
— Тайная цензура, стало быть? Неожиданно. Хотя...
— Нет, не цензура, что вы? Какая ещё цензура в нашем демократическом обществе? За одну такую мысль вас следовало бы направить на пару месяцев в распоряжение Комитета Разъяснения Ситуации, — последнюю фразу начальник произнёс, понизив голос почти до интимного шёпота, словно по-дружески предупреждая; но глаза его оставались холодными, а лицо излучало удовлетворение своим торжеством.

Начальник рассказал Якову, что Верховная комиссия не ограничивает свободу литературного творчества, а попросту лицензирует литературные образы. На платной основе. Доходы идут в бюджет Комитета Разъяснения Ситуации.
— Скрывать нам нечего, — добавил начальник. — Мы, в отличие от вас, честные люди. Действуем открыто, на основе законов и правопорядка. В отличие от тех, кто распускает слухи, будто Комитет Разъяснения Ситуации — карательная структура.
В голосе начальника прозвучала угроза. Яков отреагировал немедленно и вполне в духе времени:
— Не говорите ерунды! Мы с вами взрослые люди, а вы тут в охоту на лис играете. Карательные структуры какие-то. В наше-то время! Кому это сейчас нужно?
— Браво, Яков! Иного я не ожидал услышать. Какие, на фиг, карательные структуры? Какая цензура?
— Извините, а с кем я имею честь?
— У меня нет имени. Но вы меня знаете.
— Думаю, вы ошибаетесь...
— Хотите хинт? [Hint — подсказка (англ.) (прим. авт.)] Вспомните проект «Связь времён», сентябрь...
— А! Что ж, тогда поздравляю! Вам сегодня тридцать один с половиной.
— У вас неплохая память. Не то что у Садовского.
— Кстати, что с ним?
— Откуда я знаю? — начальник нервно мотнул головой. — Его для меня больше не существует. Впрочем, довольно. Перейдём к существу дела. Дело лежит перед вами. В вашем распоряжении сутки на ознакомление.

Якова поместили в довольно комфортабельной камере в том же здании. Камера явно была переделана из трёхзвёздочного гостиничного номера: здесь были шкафы для одежды, совмещённый санузел, пропахший хлоркой, койка, тумбочка, стол и стул, на столе графин с водой и гранёный стакан, каких давно уже не выпускают. Даже уютно, если б не запах и не решётка на окне. На настенной полке стояло свежее издание Свода законов и шеститомное полное собрание Методических рекомендаций по разъяснению ситуации. Всё это оказалось очень кстати.

Существо дела, как следовало из материалов тоненького тома в пластиковом переплёте, состояло в том, что образ Алисы Селезнёвой включён в список лицензируемых литературных образов — наряду со Штирлицем, Робинзоном Крузо, Лемюэлем Гулливером, Гудвином Великим и Ужасным, Буратино, Незнайкой и многими другими. Но если цена лицензии на перечисленные образы составляла порядка десятков тысяч рублей, то на Алису — каких-нибудь полтора миллиона.

— Итак, вы не приобрели лицензию и тем самым нарушили Закон об усилении целенаправленности художественной деятельности. От семи до семнадцати плюс штраф в размере десятикратной стоимости лицензии. — Этой фразой давнишний недруг Якова встретил его в своём кабинете на следующий день.
— Ваше высокопревосходительство, — сказал в ответ Яков [в последние два года в государственных органах были восстановлены обращения a la Российская империя — прим. авт.], — говоря по-простому, не надо брать меня на понт. Вы прекрасно знаете, что книжка была написана почти десяток лет назад, а закон не имеет обратной силы. И у меня есть доказательства. Что вам *на самом деле* нужно?
— Мне? Ничего. Это вам нужно. Вам нужно остаться честным человеком и верным сыном нашего демократического общества. Мне, откровенно говоря, противно с вами возиться; но кто прошлое помянет, тому глаз вон.
— И сколько сребреников нынче стоит право именовать себя честным человеком? — усмехнулся Яков.

Это была непростительная наглость. Так нельзя себя вести с начальством.

— Как вы мне надоели со своими дурацкими параллелями! Если бы мы жили лет двести назад, я бы всенепременно вызвал вас на дуэль. И вам бы не поздоровилось. Но если вы и дальше будете... э... паясничать, дуэль всё-таки состоится. Я не шучу.
— Простите, ваше высокопревосходительство. Неудачная шутка...
— Все ваши шутки неудачные! — резко оборвал начальник.
—...И всё-таки, что же день грядущий мне готовит?
— Мы изучаем этот вопрос, а пока поживёте у нас на даче. От греха подальше. Сами понимаете: если дело дойдёт до Суда...
— Если дело дойдёт до суда, ничего не будет.
— Будет, будет!
— Не будет. Закон не имеет обратной силы, а повесть написана десять лет назад.
— Зато сдана в издательство в этом году.
— Лицензируется создание образа, а не публикация содержащего его произведения. А образ был создан задолго до принятия закона. Да и никакой Верховной комиссии по лицензированию закон не предусматривает, между прочим! Лицензирование — прерогатива Минкульта.
— Уже прочли? Честь вам и хвала. Да только кто вас будет слушать? Много вы сам меня слушали тогда, в ноябре 2002-го? Никто никого не слушал. Это нам всем хороший урок. Только я его выучил, а вы — нет. — Начальник достал из жилетного кармана платок и вытер лоб, вспотевший от сдерживаемого гнева. — Хотя, казалось, должно было случиться наоборот. Так что вы мне должны спасибо сказать. Только не дождёшься от вас.
— Мммм... пожалуй, вы правы, коллега.
— Я вам давным-давно не коллега!
— Извините, ваше высокопревосходительство. Вы, пожалуй, правы. Но с чего бы делу дойти до суда?
— Будьте покойны, я бы об этом позаботился. Вся сволочь, насиловавшая светлый образ Алисы, вся, и вы тоже, — ни один не останется безнаказанным! — Начальника прорвало, и в глазах разгорелось недоброе пламя.
— Помню, помню. Вы тогда и Булычёву давали дружеский совет о том, какой должна быть Алиса. Но так и не задумались, отчего вам в голову пришла сама идея модерировать образ Алисы. А теперь вот, вижу, до власти дорвались.
— Я? Модерировать? Это вы модерировали! Это у вас на сайте существовала цензура образа Алисы! Но история всё расставляет по местам. Мою функцию мне доверил мой народ. Он понял меня и поддержал. А таких, как вы, не перевоспитать. И мы будем бороться с вами до последнего патрона. Но на строго правовых основаниях, в рамках закона. Мы честные люди.
— Только законы нечестные, — неосторожно буркнул Яков, который не любит нечестные законы.

И обрёк себя на «вышку».

Приговор был приведён в исполнение тремя месяцами позже, в полном соответствии с Законом о праве на помилование.

Потому что Закон об уважении к Закону — есть такой — за неуважение к законам предполагает уголовную ответственность, и по совокупности преступлений грех Якова — нарушение правил лицензирования и неуважение к закону — потянул в самый раз на нежную смерть — усыпление веселящим газом.

Вот Якова и усыпили.

Навсегда. (c).

* * *

«Выходит, Алисино упрямство однажды всё-таки вышло боком! — обрадуется дотошный читатель. — Да ещё как! Оно ведь стоило жизни человеку!»

Дудки! Вся эта история — выдуманная! Она могла бы случиться. Но не случится. Теперь, после публикации этого текста, недруг Якова никогда не возглавит Верховную комиссию по лицензированию литературных образов.

Зато теперь он, несмотря на неподходящее образование, может возглавить Комитет по Разъяснению Ситуации. А это ещё хуже. Остаётся лишь надеяться, что он достаточно искренен в своём неприятии спецслужб ;-)

«Ну, а вдруг бы Алиса просчиталась и Якова всё-таки казнили бы? — не унимается читатель. — Ведь Алиса живой человек, и она может ошибиться. Стоило ли ввиду этого заваривать кашу с письмами из будущего?»

Ответ простой: а при чём тут письма из будущего? Якова даже в этой неправдивой истории казнили не из-за них.

Или вы, читатель, этого не заметили?

Ищите, пожалуйста, причину казни Якова (к счастью, несостоявшейся) там, где она есть, а не там, где её нет. Договорились?

PS. Все совпадения имён, фамилий, дат и т.д. с реально существующими лицами совершенно случайны. Как обычно...
PPS. Мнение автора может не совпадать с мнениями персонажей, их виртуалов и не отражает официальную позицию Московского института времени.